Раздать сценарий - Страница 97

Напротив него, стиснутый по бокам Патроном и Прицелом, сидел щуплый Коля-очкарик. Для кого-то «бота», для кого-то «у́ма». Немецкая компания держала его на коротком поводке и всячески использовала его. То домашку сделать, то на диктанте подглядеть или сочинение написать. В общем, парень был в тисках.

Но тут позади Коли возник Затвор и отвлек его, чем-то заболтав. В тот момент Шмайсер ухмыльнулся, перегнулся через стол и смачно плюнул в тарелку с недоеденной баландой. Сидящий справа Патрон чуть помешал ложкой, чтобы плевок не был так заметен.

— Пацаны, скажете, чтоб на меня раздали, я отбегу, — поспешно проговорил я, отделяясь от наших «бэшек».

Зайдя сбоку, к крайнему ряду столов, я пробрался к Шмайсеру, повернулся к нему спиной, к обедавшим девчонкам, и наклонился к ним.

— Девчонки, вы ж не доели баланду, да? — с надеждой спросил я.

— Сам жри эту дрянь!

— А дайте-ка тарелку. Только тихо! Молчите.

Я схватил тарелку, спешно повернулся и вылил содержимое на голову Шмайсера. Он вскричал, дети по соседству засмеялись, а его друзья повставали с мест, ошарашенно глядя на происходящее действо. Кадык с Сашкой покачали головами и крутанули пальцем у виска. А Шмайсер, оклемавшись, повернулся и глянул на меня снизу вверх.

— Ты че, дебил, офонарел?

— Нехрен плевать в чужие тарелки. Давай я тебе отолью туда, а ты хлебанешь. Попробуем?

Само собой я говорил не совсем так и употребил другой глагол, но это не повлияет на рассказ.

— Нечего этому уроду не давать списывать. Я из-за этой падлы двушку схлопочу!

— Щас еще по морде схлопочешь, дятел, — посулил я.

— А ты че впрягаешься-то, Макс? У нас с тобой контр нет, дорогу друг другу не перебегаем. Так с какого шум поднял? Его ж чморят все!

Коля сидел напротив и с удивлением смотрел на разыгравшуюся сцену. Услышав тему перепалки, он предпочел отстранить тарелки и больше к ним не прикасаться. Продолжения не последовало; подоспевшая воспитательница быстро разогнала начинающуюся свару. В итоге меня лишили обеда, а словам не поверили и проставили двойки по всем имеющимся предметам. Поведение, видите ли, у меня слишком непозволительные для детдома. Имидж портит. Слово-то какое придумали!

В наказание за содеянное меня на месяц определили в библиотеку помощником Марины Витальевны Романюк. Моему бешенству не было предела. Ну вы только представьте — пацану бы играть в футбол в свободное время, смеяться с друзьями и глумиться над девчонками, а он торчит в библиотеке, выписывает книги и расставляет все по местам, сличая каталожные номера с фактическими. Слишком утомительно для простого паренька, а чего говорить обо мне? Мне бы побегать, попрыгать, выплеснуть энергию, а вместо этого я сижу в душном помещении наедине со взрослой женщиной, чьи истории постоянно сводятся к знакомым и соседям. Сколько бы тем для разговоров ни возникало, каждая из них приводит к тому, что «у Аллки было так же», «А вот Катька, золовка моя, тоже…», «Сосед мой Игорь так же…». В общем, это кромешный ад без надежды на окончание. Где-то там, в конце октября, виднелся выход наружу, но до него еще надо было дожить.

В особо тяжкие периоды я нешуточно горевал на тему того, что я зря «спас» Колю. Ну какое мне до него дело? Его ведь и вправду никто не любил: замкнутый, тщедушный, в футбол играть отказывался, разговаривал кратко и как-то боязливо… Скользковатый тип, с таким в разведку не сунешься. Не любил его и я, ибо не за что. Но тогда, в столовой, я испытал… Даже не знаю что. Просто откуда-то из глубины души пришла фраза: «Неправильно это. Не должно так быть. Все пялятся, а ты возьми да помешай!» И не было сил сопротивляться. Я рассказал о своих переживаниях Марине Витальевне, на что она прижала меня к себе, погладила по голове и сказала: «Ах, если бы все мужики были такими же благородными и правильными…».

На следующий день после моего пленения в библиотеку пришел Коля.

— Я спасибо сказать, — после приветствия отрывисто проговорил он.

— Пожалуйста, — буркнул я.

Почему-то видеть его было неприятно. Как будто его слова благодарности — фальшивка. Сказаны они были с ленцой, нежеланием и будто бы через силу. Может, то было стеснение или еще что, но мне не понравилось. Но не это сказалось на моем отношении. Как-то все переключилось, поменялось, пыл благого поступка и ощущение предотвращения плохого поступка спал, и ты уже не тот человек, ни на копейку не тот.

— А знаешь, — обратился он ко мне после некоторого молчания, — не так уж и плохо.

— Что?

— Ну, библиотека. Столько книг, столько знаний. Я бы тебе завидовал.

— Так найди того, кто харкнет мне в баланду, а ты подбежишь и обольешь его, делов-то.

— Зря ты так… Для меня библиотека как дом родной. Почитай «Ночевала тучка золотая»… Про нас, про детдомовцев. На втором стеллаже, третья полка, слева. Я пару раз перечитывал. Все легче будет высиживать. Ну, пока. Еще раз спасибо.

Я целую неделю сопротивлялся его напутствию, а потом таки не выдержал и нашел книгу. Прочел я ее быстро, многого не понял, а от концовки аж затошнило. Не потому, что она выдалась неинтересной, а просто из-за ощущений и самих событий… Мозг ребенка, ребенка, старшего своих нормальных сверстников, все равно не был готов к такому. Мне это не понравилось. Не нравилось мне также, что читать книги — вполне себе интересно и необычно…

Не нравилось и то, что я поссорился со Шмайсером. Поводов для ругани у нас не находилось, мы держались на строгом нейтралитете. Иногда бывали групповые стрелки, но мы обходительно сторонились друг друга. Однако я поставил крест и на этом. Я не был мечтателем, а смотреть на мир сквозь розовые очки меня не то что никто не учил — такие линзы в моем мире просто не работали. И вот однажды на выходе из библиотеке, уже под вечер, меня окликнули. Понятное дело кто.