Вдоль стойки на высоких стульях восседают самые нетерпеливые, желающие получить выпивку без ожидания. Для кого-то это место — точка сбора тех, кто не имеет возможности поделиться своими проблемами с друзьями или родными. На роль закадычного друга или жилетки, в которую можно поплакаться, как нельзя лучше сгодился то и дело вовлекаемый в разговоры трактирщик. В цепочке заседателей обнаружилась брешь — как раз два свободных места, — и мы поспешили занять места. Трэго по-хозяйски хлопнул ладонью о темно-красное, цвета вина, дерево и громко крикнул:
— Эгей, старина Волен! Погреб обвалился!
Его слова продрались сквозь многоголосый слой шума и возымели успех. Усатый суетливо обернулся на звук, глаза его бешено метались из стороны в сторону — бедняга никак не мог отыскать источник недоброй вести. Наконец он остановился на Трэго. Представьте, что вместо двух молодых людей человек встретил как минимум восставших мертвецов. Именно так он и выглядел.
Интересно, а как тут дела с некромантией?..
Время шло. С ним менялось и лицо хозяина — от глаз пошла сеть морщин, полуоткрытый рот видоизменился, явив радушную улыбку. Мужчина маленькими шажочками направился к нам, смешно раскачиваясь из стороны в сторону.
— А-а-а, Трэго, старый друг! Сколько месяцев и лет нас не видел этот свет! — на ходу приговаривал он.
— Рад тебя видеть! Вот, знакомься, это Библиотекарь!
Волен добродушно протянул руку. Я привстал и пожал влажную ладонь, машинально сопроводив рукопожатие фразой:
— Рад знакомству.
— И я. Друзья Трэго — друзья старины Волена! Даже если они не оставляют чаевых, — он подмигнул и задорно рассмеялся, но сразу стер улыбку с лица, словно нажал на кнопку «исходное положение». Он повернулся к магу и с примесью взволнованности и предостережения проронил: — Но ты, старый друг Трэго, так больше не шути! Старина Волен весь в делах, крутится застрявший в грязи перекат! Сердце того и гляди не вытерпит!
— Да ладно тебе, дружище! — Трэго миролюбиво похлопал Волена по плечу, чуть не задев бутылку.
— Чего изволите?
— Нам бы столик, старина! А также лучший эль и, пожалуй, подобающий ужин!
Волен обрадовался.
— Отличный выбор. С элем проблемы — он у меня и так самый лучший, нужно определиться с сортом.
— Мы доверяем твоему вкусу во всем, — улыбнулся маг.
— Значит ожидать вам свиных ребрышек в маринаде по-этросийски, жареной картошки с отборными травами южного Келегала, а еще…
— Во-о-о-олен… — протянул Трэго, пронзая трактирщика красноречивым взглядом. Так врач может смотреть на душевнобольного — понимающе, делая вид, что прекрасно знает то, о чем ему рассказывает пациент. — Никто не сомневался, что для друзей ты не придумаешь чего-нибудь обыденного.
— Да-да-да! — просиял Волен. — Проходите в тот угол, старина Волен сейчас все организует!
Он записал что-то маленьким угольком на деревянной плашке и передал ее подбежавшему пареньку, а сам принялся разливать напитки.
Мы уютно расположились на мягком диване в углу, под лестничным маршем. Чтобы гостей не тревожило топанье по ступеням, место было оборудовано покатой крышей, а в прослойку между ней и лестницей набили какие-то тряпки. Лучшего расположения не придумать — мы скрыты от чужих взоров, в чьей потребности отнюдь не нуждались. В то же время нам открывается отличный вид на зал. Обитые деревянными панелями стены, на них подобно трофеям красуются огромные стеклянные бутыли с содержимым самых разнообразных цветов — от бирюзового до ярко-оранжевого. Сосуды подписаны широким почерком, а один кувшин, самый здоровый — для него потребовались три толстые балки, чтобы выдержать вес, — размалеван как детская тетрадка. За освещение здесь отвечают масляные лампы, подвешенные сверху на цепочках. Стилизованы они под различные бутылки, кувшины и маленькие бочонки. В этой части заведения не так ярко, как там, около стойки. Тем лучше. Темнота — друг молодежи, друг и верный, и надежный. Песенка моего одиночества.
— Смотри, — хитро сказал Трэго и положил руку на край столешницы. Его палец покрутил спрятанный бегунок. Вряд ли бы я заметил его, не будь он эксплуатирован магом. Вы могли видеть подобные бегунки на старых кассетных плеерах и магнитофонах, когда регулировали громкость. С тихим треском один из светильников, аккурат над нашим столиком, опустился. — Отличное решение, да?
— Блин, подними, а? — поморщился я. Глаза, привыкшие к тусклому освещению, не обрадовались нахлынувшей яркости, разукрасившей столешницу и нас в оранжевые цвета. Запахло горелым маслом. — А что, у каждого столика свой регулятор?
— Не у всех, конечно, но в целом да. — Маг был донельзя довольным.
— Хороший этот Волен, располагает к себе. А как вы познакомились-то?
— О, это был незабываемый день… — Трэго блаженно прикрыл глаза. — Я тогда был еще совсем молод, на третьем курсе…
— Ты ничего не перепутал, романтик? — не скрывая подозрения спросил я. — Ты как про девицу сердца начал.
— Нет-нет, погоди. Не мешай! Итак… Стояла страшная жара, шла середина пламени. Заведения все набиты битком, не протиснуться. После сотой попытки я махнул рукой и штурмом взял «У старины Волена». А народ весь галдит, барагозит, недовольствует, как будто их уведомили о лишении жилья. Тут замечаю Волена; бедняга несчастен, понурый вид однозначно говорит о какой-то проблеме. Ну я спросил, что и как. Оказалось, днем ранее у него обвалился погреб — потолок просел, вот-вот обвалится. Все бочковое пойло закончилось еще в обед, а вынесенное из погреба нагрелось до такой степени, что им можно было разбавлять холодную воду и мыться. Вот народ и шумит как на публичной казни.